«Варвар»

Надрывный рёв мотора и грохот пустого полуприцепа лесовоза разносились на многие вёрсты по зимней дальневосточной тайге: где-то недалеко велась лесозаготовка. Лесная живность уже привыкла к подобным шумам и почти не обращала внимания на чуждые таёжной жизни звуки. К тому же вырубленные деляны приносили даже некоторую пользу многим обитателям леса, прежде всего – лосям. Их привлекало обилие корма на вырубленных делянах, быстро зарастающих молодым лиственным подростом. Туда они и тянулись, иногда пренебрегая опасностью. Водители лесовозов, зная об этом, всегда возили с собой ружьишко: вдруг какой неосторожный лось выбредет на просеку. Но в особо снежные зимы встречи с сохатым случались и чаще. Глубокий снег оказывался губительным для этих животных, и они нередко пользовались проложенными людьми зимними маршрутами.

В тот мартовский день, уже по-весеннему тёплый, брюхатая самка сохатого медленно пробираясь по глубокому снегу, брела в поисках более обильного и сочного корма, чем грубая кора деревьев. Только на вырубленных делянах лосиха могла найти его. Туда она и пробиралась. День уже давно наступил, а она всё ещё брела, тяжело волоча по снегу выпирающий живот.

Иногда, чтобы приглушить подступающие позывы голода, лосиха делала короткие остановки. Немного сворачивая в сторону, она пыталась дотянуться до низко склонённых веточек. Но это скорее отнимало силы, чем насыщало, и потому лосиха торопилась: ей надо было  до наступления сумерек найти такое место, где она могла бы вдоволь погрызть сочной осиновой коры и пожевать ольховых побегов молодых кустов.

Вдруг лосиха остановилась насторожившись. Лес заканчивался, и начиналась просека. По этой просеке грузные лесовозы совершали свои ежедневные маршруты. Наезженная колея означала, что поблизости есть место, где будет много корма и для неё, и для её детёныша в утробе. Ей оставалось только перейти дорогу, и, возможно, скоро она смогла бы выйти на старую деляну. Но она всё ждала, осторожно прислушиваясь к нарастающему вдалеке  рёву. Она и раньше слышала подобный гул, и потому, не особо пугаясь его, но и не решаясь уже выйти на просеку, продолжала стоять, оглядываясь по сторонам. Лосиха искала место, куда могла бы отойти и переждать, пока проскочит мимо приближающийся лесовоз. Но лес вокруг, на её стороне, почти просматривался насквозь: он был без подроста и кустов, без чащи, где можно было бы скрыться на время. Только высокие стволы деревьев да глубокий снег окружали её. Но возвращаться назад лосиха уже не могла, и потому она всё же решилась пойти вперёд, – на другой стороне просеки лес ей показался гораздо гуще, и она, уже не обращая внимания на приближающийся гул, заспешила к дороге.

Перевалив через высокий борт снега на обочине, лосиха вышла на чистое место. Как легко ей показалось идти! Так бы и не сворачивала никуда, а шла бы и шла до самого места. Но гул позади невольно подгонял её, и медлить  было нельзя.

В кабине «Урала» было сизо от табачного дыма. Прикуривая одну папиросу от другой, водитель угрюмо давил на газ. В жизни его было мало радостей, но он уже и сам не желал большего, чем то, что приносила ему зимняя трасса. Коренной дальневосточник, доживающий пятый десяток в этом глухом таёжном краю, он мечтал лишь об одном – как можно больше заработать денег и уехать подальше отсюда. «Хочу пожить по-человечьи», – частенько говорил он без улыбки. Он никогда не улыбался. Все его мысли были заняты изнурительной каждодневной работой да деньгами, которые она приносит, а те, в свою очередь, должны дать ему свободу. Что это будет за свобода, как он ею распорядится – об этом он не думал.  Лишь одна забава отвлекала его от угрюмого существования. Это была стрельба из ружья по любой  движущейся мишени. Порою он даже и не старался прицелиться наверняка, лишь бы выстрелить. Потому и возил с собой ружьё с большим запасом патронов.

«Ух, ты, стерва, вышла!» – завидев впереди по трассе матку лося, вдруг оживился водитель лесовоза. «Ну, сейчас я тебя сделаю!», – пробубнил он вполголоса и придавил на газ.

Его ружьё лежало рядом и было всегда готово к убийству.

Изо всех сил лосиха пыталась преодолеть барьер высокого снежного борта на обочине, но ей пока не удавалось сделать этого. А расстояние до лесовоза неумолимо сокращалось. Какую-то пару месяцев назад она легко бы одолела это препятствие, но сейчас всё оказалось намного сложнее: тяжёлое чрево тянуло к земле, и детёныш в нём был не один….

В последнем рывке, пробив в затвердевшей снежной обочине брешь, лосиха пошла вперёд: «Успею, смогу; смогу, успею», – тревожно стучало кровью её материнское сердце. Устремляясь вперёд, она ещё надеялась на то, что сможет скрыться.

Гул мотора, приблизившись, притих. Человек в машине, завидев, как матка лося, уже сойдя с дороги,  удалялась от неё, показался из кабины и несколько раз выстрелил в её сторону. Одна из пуль слегка задела хребет лосихи, другая глухо вошла в толщу снега под ней.

Быстро перезарядив оружие, человек вновь выстрелил, одновременно из обоих стволов, дуплетом, и обе пули попали в цель. Но ни одна из них не смогла причинить смертельного вреда животному. Лосиха по-прежнему продолжала устремляться вперёд: разгорячённая бегом, совсем не чувствуя боли от ран, молодая лосиха медленно продвигалась к чаще спасительных высоких кустов. При этом с каждой секундой раненая лосиха ощущала все возрастающую тяжесть и беспомощность. Спустя несколько мгновений она с ужасом поняла, что не может, как прежде, отталкиваться задними ногами; она не чувствовала в них силы.

Выскочив из кабины машины, человек с ружьём принялся лихорадочно ощупывать патронташ у себя на поясе: он искал заряженный патрон, но находил лишь пустые гильзы. Оказалось, что ещё в начале дороги он расстрелял большую часть зарядов по всякой живности, попадавшейся на его пути.

Перебирая снег передними ногами, лосиха, хрипя от недостатка воздуха, всё же протаскивалась вперёд, и ей уже удалось подобраться к зарослям; ещё немного времени, и она, возможно, смогла бы скрыться в них. Но этого допустить человек не мог, ведь он был уверен, что животному уже не выжить, волки в первую же ночь порвут её. «Не пропадать же мясу, вон его сколько», – думал этот человек, продолжая начатое кровавое дело. 

Вновь взобравшись в кабину своего незагруженного лесовоза, он прогнал его немного вперёд, а затем дал задний ход, направив полуприцеп в сторону от дороги, в то место, где в кустах уже успела скрыться лосиха. Удар пришёлся прямо по хребту животного.

Придавленная в снегу железом, лосиха,  не имея сил к какому-либо сопротивлению, обречённо ожидала своей участи.

Человек не спеша вылез из кабины и, увидев сбитого, но ещё живого лося под прицепом, понял, что придётся добивать… Тут же, прихватив с собой огромный топор, он решительно направился в сторону  израненной самки лося.

Приблизившись к умирающей лосихе, человек, испугавшись её ещё двигающихся в снегу передних ног, не смог подойти спереди и нанести свой  смертельный удар в голову. Но и ждать  не мог, и потому, тут же взобравшись на полуприцеп, он приблизился к ней со стороны спины. Но и там ему не удалось дотянуться до её уязвимого места. И тогда, уже не сожалея ни о чём, желая лишь одного – любым способом умертвить лосиху, он топором нанёс ей удар по спине. От резкой боли ухнув, она рванулась из последних сил, но уже через секунду вновь ощутила удар, затем ещё и ещё…

Врубаясь в горячую плоть, острое холодное железо безжалостно кромсало спину животного. Через мгновения лосиха уже не оказывала какого-либо сопротивления. Кровавым туманом обволокло её сознание и пеленой застлало свет. Но она была жива и ещё долго терпела разрывающие позвоночник боли, и ещё долго были слышны её предсмертные хрипы, и стоны с тяжким уханьем продолжали вырываться из её груди. И вот, уже затихая, она в последний раз втянула в себя морозный воздух и ушла, унося в себе ещё две жизни своих так и не увидевших свет лосят.

Только после того, как прекратились её предсмертные вздохи, убийца отбросил в сторону окровавленный топор. Он сделал то, на что, казалось даже ему, был не способен. Но это его уже не волновало. В тот момент он видел перед собой лишь груду свежего мяса и нисколько не сожалел о том, что совершил.

Обвязав мёртвую голову своей жертвы стальным тросом и прицепив его к машине, человек продолжил прерванный путь, досадуя о том, что потерял так много времени.

Взревев мотором, «Урал» – безучастный свидетель и участник кровавой драмы – рванул как можно быстрее от этого места. Но следом за ним, оставляя на белом снегу кровавый след, потянулось истерзанное тело матки-лосихи. Ударяясь о встречные пни раздутым животом, мёртвое тело издавало некий выдох, и при этом казалось, что лосиха была ещё жива.

Но ещё живыми оставались детёныши в её утробе. И только тогда, когда закончился последний кислород последнего вздоха в крови их уже мёртвой матери, остановились и их маленькие сердца.

 «Поцелуй» медведицы

Рассказ

В один из тёплых весенних дней, когда уже растаяли снега и вскрылись воды озёр и рек, меня неудержимо потянуло в тайгу. Я решил, что несколько дней у таёжного костра развеют мою застоявшуюся зимнюю хандру.

Заранее договорившись с приятелем о предстоящей рыбалке, я с нетерпеньем ожидал этого дня. Когда же он наступил, мы, прихватив с собой пару небольших сетей для верности рыбацкого успеха, отправились на одно из безлюднейших и многочисленных озёр нашей Северомуйской долины.

Первозданные красоты тайги вокруг придавали особую прелесть выбранному нами озеру. Соединяясь весенней полноводной протокой с рекой, озеро впускало в себя огромное количество разной рыбы. Нам без труда удалось изловить несколько некрупных щучек для нашей вечерней ухи. Затем, уже в ночь, поставив сети в устье протоки, мы дожидались утра.

Обычные походные разговоры о приключениях в жизни незаметно скрадывали наше время у ночного костра. Но таёжная обстановка –  была необычной: весенняя пора, пора тревог и волнений среди лесных обитателей, придавала шумную суетность ночи. Всплески воды на поверхности озера, неизвестные всхлипы у берегов, вскрики и встревоженные посвисты болотных куликов; писк свадебно настроенной ондатры, подзывающей к себе самца; лай гурана – таёжной косули, раздающийся у отдалённых от озера сопок и ещё множество всевозможных звуков вызывали некое тревожное чувство. Однако, постепенно привыкнув к окружающим нас звукам и шорохам, мы успокаивались и незаметно погружались в сон.

Расположившись на прогретом солнцем склоне пологого бугра, головою к лесу и ногами к костру, и запахнувшись в куртку из шинельного сукна, я через какое-то время уже не слышал всей этой какофонии ночной таёжной жизни. Не слышал и приближение к нам подраненной, как выяснилось позже, медведицы, переправляющейся через протоку, и то, как шумно она потом отряхивалась от воды.

Скрываясь от преследования настигающих её охотников, раненная медведица уходила в горы. Встретив на своём пути водную преграду, она, возможно, выбрала самое удобное место для переправы через полноводную протоку, не подозревая о расположении людей, то есть нас, на том берегу: влажный и плотный воздух, поднимаясь от поверхности воды, преграждал поток запахов, идущих с нашей стороны.

Но, уже оказавшись на противоположном берегу, медведица, конечно же, не могла не учуять нас, а значит, её дальнейший подход к нам не был вызван дружелюбным любопытством.

Под бледным светом луны, в тени деревьев и кустов, осторожно ступая по хрустким мелким веткам, чёрный огромный зверь неотвратимо приближался к нам. Но, уже завидев нас, лежащих у потухшего костра и не пытающихся даже сдвинуться с места, чтобы убежать или оказать какое-либо сопротивление, медведица на время замерла. Принюхиваясь к человеческому духу и не обнаруживая в нём явно угрожающих для себя запахов, она, возможно, раздумывала, решая, как поступить дальше.

В тот момент я находился ближе к ней. Ни о чём не подозревая, не чувствуя стоящего рядом зверя, я продолжал так же  спокойно «посапывать», уткнувшись в мягкую от сухой травы землю.

Когда же медведица склонилась надо мной и прикоснулась своим носом к моему затылку, я почувствовал, как  кто-то взъерошивает мне волосы; и это прикосновение неожиданно пробудило меня. Резко приподняв голову, я увидел перед собой огромную округлую личину медведя. Ещё не совсем понимая, что это – явь или сон, я взирал на то, что никак не воспринималось моим сознанием. В каком-то полугипнотическом состоянии, застыв от  поражающего зрелища, я в упор всматривался в медведицу. И она тоже застыла в недоумении, не ожидая подобного. Её маленькие, глубоко засевшие за узкой переносицей, округлённые глаза, казалось, даже с неким любопытством взирали на меня; и уж точно, в тот момент злобы я в них не почувствовал. Широченная морда медведицы, словно с некой сказочной картинки, уставилась на меня, и потому, не веря в её действительность, я  довольно спокойно взирал на неё. Возможно, это были какие-то мгновения, но мне показалось тогда, что время остановилось.

Вдруг я заметил, как она вытянулась вперёд и медленно потянулась к моему лицу. И только тут, почувствовав прикосновение к моему носу её холодной, влажной мочки на конце морды, я осознал весь ужас происходящего. В тот же миг моё сознание, не выдержав невероятного напряжения, как бы взорвалось, истошный резкий крик вырвался из моей груди прямо в пасть медведицы.

О том, что произошло далее, можно говорить лишь предположительно, исходя из биологических особенностей «медвежьей болезни»: вероятно, медведица, забыв, зачем подходила к нам, уносилась прочь без оглядки. 

Очнулся я уже под утро. Напарник мой всё ещё находился во власти сна. Лишь после нескольких моих громких окликов его по имени, он, нехотя приоткрыв глаза, уставил на меня свой заспанный взгляд. Я спросил его, что слышал он ночью? Он ответил, что ничего, добавив, что вообще крепко спит. Тогда я довольно спокойно рассказал ему о произошедшем ночном эпизоде. Но он отмахнулся, выказывая этим своё неверие и снова погружаясь в сон. И действительно, в мой рассказ  поверить было невозможно.

Спустя какое-то время, когда уже приметно рассвело, я отошёл чуть в сторону того места, где видел зверя. Буквально в метре от моей ночной «лёжки» заметил на земле глубокие рваные следы, оставленные медведем: клочки серого мха с корневищами брусничника, вырванные когтистой лапой из земли, лежали поодаль от широких углублений. Следы подтверждали: медведица действительно подходила к нам; но её заставил сорваться с места мой резкий неожиданный вскрик.

Ближе к полудню на противоположной стороне протоки мы заметили приближение людей. Это были охотники во главе с охотоведом нашего района. Мой товарищ знал их в лицо и вышел им на встречу. Переправившись через протоку на лодке, он долго беседовал с ними. Уже возвратившись, рассказал мне, о чём поведали ему охотники и что поведал он им. Оказалось, это они явились причиной ночного появления у нас «в гостях» раненой медведицы. Накануне они стреляли её, как говорят охотники, когда преследуют цель – убить зверя; но убили лишь её единственного медвежонка. Медведица же, раненая и глубоко  напуганная, хотя и озлобленная, ушла по направлению к сопкам северной гряды. Идя по её следу,  охотники вышли на нас.

Узнав, что этой ночью медведица была рядом с нами, но мы остались невредимы, они сильно удивились; и всё же, спустя время, ушли в сторону, указанную моим товарищем.

После встречи с охотниками, когда мы уже узнали, что медведица была ещё и ранена, то наши впечатления от события стали куда более «потрясающими», ведь раненый зверь становился опаснее вдвое. К тому же  медведица, потеряв своё единственное дитя,  могла лишиться и рассудка. В подобном случае исход встречи был бы  совершенно не предсказуем, вернее - совершенно очевиден... И не пришлось бы мне уже делиться с вами впечатлениями о своём ночном «поцелуе» с медведицей.

Другие материалы по теме: